Министерство культуры Российской Федерации
Российская академия музыки имени Гнесиных
Центр современных технологий в области науки, образования и педагогики
Кафедра теории музыки
проект
«МУЗЫКА И МУЗЫКАНТЫ В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ»
Очерк 9. Отрывок из книги «Всесоюзный комитет по делам искусств при Совете народных комиссаров СССР. 1941-1945»
(с. 197–207)
Татьяна Науменко
АРТИСТЫ – КРАСНОЙ АРМИИ
(фрагмент 2)
Оставалась острой и проблема репертуара. Поначалу никто точно не знал, что будет уместным в военных условиях, особенно на фронте. Прежде всего, не было понимания, что творческая работа артистов является ценным и необходимым вкладом в будущую победу. Все это приходило вместе с опытом, после выступлений в действующей армии, бесед с бойцами на фронте и в госпиталях. Артисты, побывавшие на передовой, рассказывали, какой целительной могла оказаться песня в нужный час, спасая и поддерживая раненых, и каким мощным оружием была она, когда вдохновляла солдата перед боем. Изучение обратной связи, мнения бойцов, стало частью политики Комитета, председатель которого придавал неизменно важное значение проблеме восприятия – читательского, слушательского, зрительского. С начала войны, когда основным зрителем стал воюющий солдат, эта проблема приобрела особую роль. В стенограммах бесед с артистами, прибывающими с фронтов, в архивных отчетах бригад всегда присутствует описание того, как реагируют бойцы на песни, скетчи, концертные и театральные номера.
Кто сказал, что надо бросить
Песни на войне?
После боя сердце просит
Музыки вдвойне!
– эти строки В. И. Лебедев-Кумач написал, продолжая спор с незнакомым офицером. Дочь поэта Марина Васильевна много лет спустя вспоминала:
В годы войны Василий Иванович работал в Политическом Управлении Военно-морского флота, в отделе, который занимался культурно-художественным обслуживанием моряков, изданием репертуарных сборников, плакатов, листовок. Ему было присвоено воинское звание полковника, и он этим очень дорожил и гордился.
Толчком к написанию песни послужила обидная фраза, которую бросил в стенах Наркомата Флота Василию Ивановичу один разгневанный майор. Майор этот вышел из кабинета начальства очень расстроенным и, заметив отца, тоже приглашенного на беседу к руководству, сказал:
«Все песенки пишете? А ведь их никто не поет... Нынче не песни петь надо, а гадов фашистских бить!».
Василий Иванович не нашел в тот момент, что ответить, но, придя домой, очень переживал. Тогда-то и написал стихотворение, начинавшееся словами «Кто сказал, что надо бросить песни на войне?» [4].
Однако для Комитета по делам искусств значение песни на войне не подлежало сомнению. С этим в первую очередь и было связано пристальное внимание к фронтовому репертуару. Газета «Советское искусство» регулярно публиковала отзывы бойцов и командиров, их благодарности и пожелания. Работа по обслуживанию фронта происходила во всех направлениях одновременно: Комитет инициировал создание новых произведений, печатал анонсы о творческих замыслах поэтов, композиторов, драматургов, изучал отклики с фронта. Новые произведения доставлялись на фронт, немедленно разучивались артистами. Пополнение репертуара даже военное командование называло «новыми боеприпасами» [12, с. 22]. Всячески поощрялась и фронтовая самодеятельность.
В одной из директив Главного политуправления РККА от 5 сентября 1941 года (№ 226) говорилось:
Русская песня, гармонь, пляска — друзья бойца. Они сплачивают людей, помогают легче переносить тяготы боевой жизни, поднимают боеспособность и формируют настроение личного состава. В годы гражданской войны, на Халхин-Голе, во время советско-финской войны боевая русская песня, гармонь и пляска вселяли бодрость, звали на новые подвиги во славу Родины, облегчали победу над врагом.
Политорганы располагают большим количеством красноармейских песенников, лишь в августе с. г. разослано 150 000 экземпляров сборника песен «В бой за Родину». В частях имеется свыше 60 000 гармошек. В июле – августе ГлавПУ РККА послало в армию свыше 12 000 гармошек [3, с. 74].
Работа артистов на передовой нередко требовала настоящего героизма. Сохранились свидетельства некоторых участников фронтовых бригад, благодаря которым можно увидеть и то, в каких суровых условиях проходила их работа, и то, с какой радостью и благодарностью их принимали в воинских частях.
Артистическая бригада получила задание обслужить воинскую часть на марше. Наступили уже сумерки, когда артисты разместились на грузовике и отправились в путь. Стояла осень, дул пронизывающий ветер. По небу плыли серые тучи, накрапывал дождь. Глинистая, вязкая дорога, размытая дождями, делала еле преодолимым даже незначительный подъем в гору. Неоднократно артистам приходилось вылезать из машины и подталкивать ее, выталкивая из грязи.
Сумерки тем временем сгущались, дождь превращался в ливень. Скоро совсем стемнело. С полупритушенными фарами двигался грузовик по дороге. Где-то здесь, неподалеку, артисты должны были встретиться с бойцами… И вот они показались за изгибом дороги. Измученные тяжелым многокилометровым переходом, таща на сапогах пудовые комья грязи, в насквозь промокших шинелях, двигались, видимо, из последних сил. Они еле взглядывали уставшими глазами на артистов и, не останавливаясь, шли дальше. Грузовик с артистами остановился у края дороги. Не обращая внимания на дождь, артистка сбросила пальто и осталась в русском костюме, яркость красок которого была видна даже при тусклом свете фар.
Гармонист рванул баян, и певица запела. И артисты видели, как, словно по волшебству, менялись лица у усталых, измученных тяжелым путем бойцов, как загорались у них глаза, и уже другим, бодрым, пружинящим шагом шли они по непролазной грязи, сквозь сетку мелкого осеннего дождя. И песня, подхваченная бойцами, продолжала звучать в настороженной темноте осенней фронтовой ночи, как голос Родины, одобряющей своих сыновей, провожающей их на славные героические подвиги [9].
В полной мере понимая роль песни на фронте и в тылу, Комитет, тем не менее, считал, что некоторые расходы на искусство в условиях военного времени необходимо сократить. Это соотносилось и с общей политикой власти.
6 августа 1941 года Храпченко написал секретарю московского горкома ВКП(б) А. С. Щербакову письмо о предстоящем сокращении и слиянии театров: «Наличие такого количества театров в Москве не вызывается реальными потребностями по художественному обслуживанию населения и частей Красной Армии» [7, с. 112]. Как многие в те дни, он думал, что зрителю сейчас не до театра.
В соответствии с этим предложением произошло несколько объединений: оперные театры имени Станиславского и имени Немировича-Данченко были объединены в один Московский музыкальный театр имени народных артистов СССР К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко; объединены драматические театры: Ленсовета и имени Баумана (под названием первого), Моссовета и Московский драматический (под названием первого) и т. д. [14, с. 9]
Деятели культуры, вероятно, полагали такое решение хотя и малоприятным, но в какой-то степени неизбежным. Сокращения и слияния происходили повсюду – в библиотеках, музеях, газетах, журналах, творческих союзах. В упомянутом Директивном письме Храпченко писал:
В настоящее время все материальные ресурсы страны надо отдать делу обороны. Государство не может в прежних размерах выделять ассигнования на искусство. Комитет по делам искусств обязывает каждое республиканское управление, областные и краевые отделы пересмотреть сеть театров. Необходимо обеспечить работу ценных театральных коллективов, сократив художественно-неполноценные, экономически несостоятельные коллективы. В отдельных случаях целесообразно проводить слияние театров, особенно если значительная часть актеров призвана в Красную Армию [8, с. 20].
Председатель Комитета настоятельно рекомендовал пересмотреть бюджеты учреждений культуры, по возможности перевести их на бездотационную работу, ввести практику бесплатных спектаклей для частей Красной Армии, народного ополчения, раненых бойцов. Концертным коллективам отменялась выплата за переработку, музеям – финансирование покупки новых экспонатов.
Вл. И. Немирович-Данченко 22 августа отправил из Нальчика срочную телеграмму на имя Храпченко и Щербакова:
Если при объединении музыкальных театров я остаюсь директором, то остановите, пожалуйста, действия равносильные сокращению меня лично: моим первым заместителем должен оставаться Шлуглейт, пользующийся прекрасным отношением обоих коллективов, замхудрук Марков, главный режиссер Туманов, три дирижера. Сердечный привет. Здешние власти очень гостеприимны, однако скоро вернусь…
Через несколько дней, получив от Храпченко настоятельную просьбу не покидать Нальчика, Немирович-Данченко ответил: «Доверчиво подчиняюсь».
«Доверчиво подчиняюсь»: такой ответ одного из самых авторитетных театральных деятелей страны показывал, что Храпченко за два года работы в Комитете сумел вызвать уважение и симпатию. Это в значительной степени облегчало военные тяготы и испытания, смягчало и успокаивало тревожную обстановку. С деятелями искусств, оказавшимися в непривычных и часто стесненных обстоятельствах, лишенных возможности полноценно работать, можно было спокойно договариваться и постепенно решать необходимые вопросы. Кроме того, люди не чувствовали себя брошенными на произвол судьбы и в бытовых вопросах. К Храпченко можно было обратиться практически с любой просьбой: о материальной поддержке сотрудников и актеров театра, о помещении для репетиции и даже о продуктах питания – «при оказии вышлите чаю» [2, с. 345-346]. При этом энтузиазм деятелей искусства в первые месяцы войны оставался неизменно высоким: каждый вносил в будущую победу свой посильный вклад. В Москве даже в самые тяжелые дни октября 1941 года продолжали работать музеи, библиотеки и театры. Работали библиотеки и в блокадном Ленинграде; несмотря ни на какие трудности, не прекращал спектакли Театр музыкальной комедии. В осажденном Сталинграде Драматический театр работал вплоть до сентября 1942 года [1, с. 540]. Бюджет культуры стал расти только с 1943 года, когда в ходе войны уже произошел коренной перелом.
Несмотря на сокращения, урезание бюджета и т. д., в Комитете не прекращала свою работу созданная в первые дни войны репертуарная комиссия. Особой заботой Храпченко стало художественное качество поступающего материала. Для просмотров и прослушиваний были приглашены лучшие чтецы – В. Н. Яхонтов и Н. П. Смирнов-Сокольский¹.
Этих мастеров нельзя упрекнуть в том, что хоть одно слово из творений поэта они не доносят до слушателей, – писала газета «Советское искусство». – Каждая вещь читается два-три раза. Долгие дебаты. Споры. Чаще всего разговор идет о том, как исправить куплет, частушку или монолог, чем помочь автору. Оперативность стала стилем искусства, направленного против врагов [13, с. 4].
Постепенно сформировался круг жанров концертного выступления – примерно на полтора часа. Предполагалось, что бригада должна подготовить этюд, сценку, цирковой или юмористический номер, агитационный и песенный блок. В ходу были также декламация, скетчи, частушки с плясом, музыкальный дуэт или трио.
Работали максимально быстро, т. к. в июле враг уже стремительно приближался к Смоленску. Коллективы артистов были полоны энтузиазма и рвались в районы, где уже шли массовые боевые действия. На призыв Комитета откликнулись и другие театры столицы и регионов. Как следует из письма инспектора Комитета В. И. Бахраха, направленного на имя Храпченко, с августа 1941 года по январь 1942 года ВГКО отправило в Красную армию около 100 бригад; с февраля по 20 июня 1942 года – 149 фронтовых бригад [10].
В течение последующих месяцев по призыву Комитета к движению фронтовых бригад присоединилась молодежь: 5 концертных бригад было создано при ГИТИСе – в их состав входили также студенты Щепкинского училища, Московского городского театрального, Музыкального училища имени Октябрьской революции. Отдельные бригады были организованы силами педагогов и студентов Московской консерватории (артистическая бригада Главного управления учебных заведений (ГУУЗ) Комитета по делам искусств при Совнаркоме СССР, куда входили также учащиеся хореографической школы Большого театра СССР (ГАБТ) и Государственного музыкального училища имени Гнесиных.
Дневниковые записи одного из студентов ГИТИСа, в ту пору четверокурсника В. М. Каплина, начались с приказа:
Приказ № 245 Комитета по делам искусств при СНК СССР
16 июля 1942 года
Из студентов IV курса актерского факультета 1942 Государственного института театрального искусства имени А. В. Луначарского, выпускаемых в 1942 году, организовать фронтовой театр.
Председатель Комитета по делам искусств при СНК СССР
М. Храпченко
Так был создан Комсомольско-молодежный театр ГИТИСа. Его деятельность – одна из ярких театральных страниц Великой Отечественной. Вчерашние студенты готовили спектакли и концертные программы, с которыми ехали на фронт, выступали и на освобожденных территориях, и на передовой. Много раз могли погибнуть при обстрелах и пожарах, подорваться на морской мине во время переправы или в заминированных карельских болотах…
Молодежные театры охотно осваивали новый репертуар. В одной из записей Каплин написал: «Смотрели в ВТО спектакли 2-го фронтового театра ВТО. Все-таки у нас лучше! Там “перезаслуженные” из московских театров, играют тяжело, “академически”» [5, с. 59].
Курсовым спектаклем стала пьеса «Ночь ошибок» О. Гольдсмита. Его принимали находящиеся в Саратове артисты МХАТа И. М. Москвин, М. М. Тарханов, И. М. Раевский, Е. С. Телешева, П. В. Лесли, Н. А. Слонова, И. С. Петров.
Первую концертную программу играли в ночном аэропорту г. Аткарска. Читали фрагменты из «Бравого солдата Швейка» Я. Гашека и фельетон «Кинодрама», разыгрывали сцены («Рядовой Шульц» Н. Р. Эрдмана, «У контрольной будки» и «Перепутанные желания» Я. М. Рудина).
В августе театр переехал в Москву. В это время «для расширения работы по обслуживанию Действующей армии и флота» Комитет создал Дирекцию фронтовых театров. В ее ведение были переданы театр Западного фронта, Московская театральная студия под руководством В. Н. Плучека и А. Н. Арбузова, фронтовая группа театра имени Евг. Вахтангова и фронтовой театр ГИТИСа. Все они подчинялись непосредственно Комитету.
Вернувшись, театр стал готовить спектакль по пьесе К. М. Симонова «Парень из нашего города». 18 сентября на «смотрины» пришел Храпченко, который после спектакля лично беседовал с артистами. С этой пьесой театр вскоре был направлен в освобожденные районы Подмосковья (Подмосковный угольный бассейн).
26 сентября. Играли вечером первый публичный спектакль. Волнуемся очень, но зритель доволен, и часто действие прерывают аплодисменты. Поселок Бобрик Донской. Здесь 18 дней были немцы, видны следы боев. Красив парк в багряном уборе, «наводят грусть желтые дожди», как у Симонова в «Жди меня». В эту красоту русской осени вперлась буро-зеленая, как жаба, подбитая фашистская танкетка с прилипшим листом клена на броне – взял его на память. Этот самый усохший листок теперь лежит между страниц дневника <…> …>
24 февраля. Переезд к передовой и начало работы в 10-й гвардейской дивизии… Прибыли и сразу начали спектакль. Со второго акта он шел в сопровождении отдаленного воя бомб и грохота разрывов. Звук начал приближаться, а мы играем… Тогда бойцы стали валить нас на землю, прикрывая собою. После окончания спектакля была овация. Люди здесь отличные [5, с. 17].
По возвращении в Москву репетировали в театре «Ромэн», где расположилась Дирекция фронтовых театров, созданная Комитетом. Ставили спектакль «Ленин» (по пьесе «Человек с ружьем» Н. Ф. Погодина), который принимала комиссия Комитета во главе с А. В. Солодовниковым. Через месяц театр снова выехал на фронт.
Нелегкая военная судьба выпала и Фронтовому филиалу театра имени Евг. Вахтангова. Он был сформирован в ноябре 1942 года из молодых актеров театра под художественным руководством Заслуженной артистки РСФСР А. А. Орочко². В отчете театра отмечается, что он занимает первое место по обслуживанию фронта. За время своего существования коллектив десять месяцев пробыл на фронте, дав около шестисот выступлений (из них свыше 400 спектаклей). Основу репертуара, помимо концертной программы, составляли пьесы «Наш корреспондент» Л. И. Левина и И. М. Меттера, «Бессмертный» А. Н. Арбузова и А. К. Гладкова, «Свадебное путешествие» В. А. Дыховичного, «Добро пожаловать» А. П. Штейна и З. М. Аграненко. Театр выезжал на Калининский, Тульский, Юго-Западный, Сталинградский, Брянский и Воронежский фронты.
Газета «Боевое знамя» рассказывает о том, как приходилось работать театру. Маленькая лесная поляна – вот фронтовой театральный зал. Ветер колеблет красные полотнища занавеса. Сегодня концерт и спектакль. Сегодня у фронтовиков праздник. Актеры знают – часы досуга, часы веселья – редки на фронте. Они знают: война – это тяжелый напряженный труд. Может быть, поэтому так искренне и хорошо, с открытой душой, увлекаясь и волнуясь играют актеры перед командирами и бойцами, здесь в лесу, в нескольких сотнях метров от нашего переднего края. Долго будут звучать в наших блиндажах и землянках песенки Вероники Васильевой, лирические песенки о сумке почтальона, о старушке матери, ждущей сына пилота. Долго будут вспоминать наши бойцы юмористические сценки «Шило в мешке», «Буква», скетч «Со всяким может случиться» [6, л. 11-12].
Вахтанговцев хорошо знали, любили и ждали в воинских частях Калининского фронта. Выступали они, как правило, на лесных полянах. Иногда импровизированной сценой служил кузов грузовика. Занавес мастерили из плащей-палаток.
Играть приходилось в разных условиях – иногда посреди безлюдного поля, над которым время от времени рвались снаряды; нередко – в километре или даже пятистах метрах от линии вражеских окопов. Командиры высылали специальные наряды бойцов, чтобы проверить: не доносятся ли до блиндажа противника голоса певцов. Артисты вспоминали:
Во время спектакля в Н-ской Гвардейской части начался артиллерийский обстрел. Шла музыкальная шутка…. Актеры чувствовали себя на боевом посту. Гвардейцы, прижавшись к земле, продолжали смотреть спектакль, пока полковник не приказал «укрыться в землянках» [6, л. 13].
Сохранились воспоминания и о работе Московской государственной театральной студии под руководством А. Н. Арбузова. Везде, куда приезжали молодые исполнители, они чувствовали себя желанными гостями. Иногда количество и расположение зрителей напоминало переполненный театральный зал. Актер студии Л. Д. Агранович в своем дневнике описывает, как во время спектаклей располагались солдаты: впереди у самого занавеса лежали люди с автоматами, за ними часть публики сидела на земле, дальше располагалась на скамейках, а «задние ряды» стояли дружной густой толпой. Деревья вокруг полянки тоже были усыпаны зрителями.
Последний день в Действующей Армии. Собственно, Армия уже ушла, передвинулась на Запад. Мы играли последние дни в госпиталях и нынче после спектакля в автобате едем в Москву… После спектакля подходят к нам командиры части: «Мы понимаем, что вы устали и уже в Москве одной ногой, но мы до вас два года ничего не видели и теперь, наверное, не скоро увидим спектакль; одним словом, дайте еще что-нибудь». А мы уложили все хозяйство, костюмы, занавесы, и пр .… Да это неважно. Мы считаем, сколько часов до поезда и сколько нам нужно на дорогу до станции – есть запас час с небольшим. Оформление и часть людей уезжают, а мы играем в лесу концерт при ярком электрическом свете, без занавеса, в будничном дорожном виде. И тепло зрительного зала и атмосфера прощания делают очень праздничным этот вечер, последний концерт в Армии [6, л. 14].
Постепенно умолкли разговоры о том, что искусству не место на войне. Театры не прекращали свою деятельность, их залы были полны. Даже налеты и бомбежки уже не пугали зрителей.
В. Ф. Пименов, вспоминая работу Храпченко во время войны, особенно подчеркивал его отношение к артистам:
Театры ставили спектакли, готовили премьеры, развертывали всесоюзную шефскую работу. Деятели искусств систематически выступали в частях Советской Армии, на призывных пунктах, в госпиталях, на заводах и фабриках. Были созданы специальные фронтовые театры, почти каждый театр имел фронтовой филиал, фронтовые бригады. Сотни работников искусств прошли войну, многие из них были награждены боевыми орденами. И в эти тяжкие годы Комитет по делам искусств умело руководил сложнейшим своим творческим хозяйством, добивался хорошего трудового ритма, следил за тем, чтобы нигде не было нервозности, разгильдяйства, анархии [11, с. 221].
Примечания
¹ Николай Павлович Смирнов-Сокольский (1898-1962) – советский артист, основатель Московского театра эстрады. Народный артист РСФСР (1957). Исполнял собственные произведения, в годы войны достигнув высочайшей артистической выразительности.
² Орочко Анна Алексеевна (1898-1965) – актриса, режиссер, педагог. После войны возглавляла кафедру актерского мастерства в Театральном училище имени Б. В. Щукина. Курс ее выпускников 1964 года положил начало Театру на Таганке.
Список литературы:
Всесоюзный комитет по делам искусств при Совете народных комиссаров СССР. 1941-1945. М.: ИстЛит, 2025. С. 187-207.